Это, как оказалось, и легко, и тяжело - одновременно.
Что-то догорает, остывает - нечего больше сжигать изнутри.
Там и так уже пустыня.
Что-то новое зажигается, как маленький лепесточек огня - доверчивый огненный котёнок на ладони. Но это не тот огонь, и не таким огнём Я жива...была?...живу?..
Вокруг обступает холод, и до боли вжимаешься в заснеженную почву, такую неотзывчивую к твоим робким просьбам разверзнуться и отпустить тебя с миром в разлом.
Так и сижу у последнего очага, у последнего фонарика, опустив голову, видя перед собой сто дорог и не чувствуя в лапах силы оттолкнуться от насиженного места и пойти по одной из них.
Я на окраине, где-то за городом, там, где бушует метель, не видя себе преград. Я вижу вдали огни города, но они навевают на Меня тоску.
Я слышу весёлые, доброжелательные голоса, которые хотят помочь Мне - они зовут Меня оттуда, из города, перекрикивая завывания метели.
Сижу на месте. Уже даже без боли смотрю на болтающийся над головой последний фонарик, Моё последнее солнышко... Полярная ночь? Что-то вроде того.
Устраиваюсь поудобнее, подтягивая лапы под себя, чтобы они не так мёрзли. Мой фонарик, Мой огонёчек уже почти не даёт тепла, но ещё вполне освещает Мою снежную пустыню вокруг.
Голоса из неспящего города постепенно затихают - не вечно же им звать, без надежды получить отклик, ответ...
И чувствую, как ночь и метель обступают Мой островок света, золотистый круг, выхватывающий снежные сугробики и Моё замёрзшее, но всё ещё живое, такое упрямое тело из хватки ночи.
И Я, и солнышко-фонарь знаем, что это - не надолго. Круг будет сужаться по мере того, как будет догорать этот огонёк. Когда он потухнет, ночь и непреодолимый холод поглотят Меня.
Придвигаюсь ближе к огоньку и обворачиваю вокруг себя свой хвост. До всеохватывающей ночи недолго, но Я, наверное, ещё успею погреться об угольки всего того, что навспоминаю, сидя в своём белом и пушистом гнёздышке из снега.
Белая на белом.
Последнее тепло.